Интервью ИА DairyNews с генеральным директором ООО "АгроПромКомплектация", председателем совета директоров ОАО "Дмитрова гора" Сергеем Новиковым.

DN: Расскажите, пожалуйста, про холдинг. Насколько я знаю, все началось примерно в 1988 году где-то в Казахстане.

Это уже целая история, почти жизнь. Вот уже идет 24 год, как мы самостоятельно работаем. Тогда были другие времена, социалистические. Была проблема что-то где-то достать. Был организован отдел снабжения в крупном агрокомбинате Боровой. Их тогда было несколько: Агробелогор (Казахстан) и еще один, по-моему, в Краснодарском крае – три агрокомбината. И меня, молодого мальчишку – 28 лет – назначили заместителем генерального директора по снабжению.

У нас был продвинутый руководитель – Николай Петрович Цой – в то время ему было 62 года.

Как-то я подошел и говорю ему: «Николай Петрович! Ну, невозможно работать на 120 рублей снабженцу!». В наши задачи входило достать что-то, когда ничего нигде не было. Сейчас картина поменялась, и теперь проблема - сбыть. Тогда – достать. На заводах не было продуктов. Я в то время в Свердловск приезжал, помню: беляши были с картошкой и капустой. Людей нечем было кормить.

А у нас в агрокомбинате, в то время как нужно было развиваться и селу, и производству, не было ни труб, ни кабеля, ни стройматериалов для производства. Все было запрещено отдавать в какие-либо фонды. Если что-то производилось сверх плана, то это разрешали обменивать или где-то продавать. И так вот социалистическое сельское хозяйство в то время жило.

И я ему сказал: «Ну, невозможно! Потому что снабженцу даже где-то в неформальной обстановке надо посидеть, кружку кофе выпить». На 120 рублей невозможно это было сделать. Он мне: «Ваши предложения?» - Я говорю: «Создать кооператив по внефондовому снабжению». «Это что такое?» - «А вышел закон, - я рассказал, - Положение о кооперации. И он сегодня позволяет работать свободнее: по крайней мере, мы сможем сами назначать оплату труда снабженцам».

Он меня поддержал, вызвал заместителя по экономике.… Это была инновационная идея – организовать кооператив. Где-то в моем кабинете есть свидетельство собственности…

DN: Может быть, вот оно?

Да. Начало было положено 21 сентября 1988 года.

Когда принималось это решение, была созвана комиссия из 24 членов исполкома. Проект висел на волоске. Прокурор района поднялся и сказал: «Что это такое? Разбазаривание фондов? Да вас только за одну идею всех посадить надо!» В итоге все-таки Цой настоял, и было принято положительное решение. С той поры прошло ни много ни мало - 23 года. В сентябре мы будем праздновать 24-ую годовщину.

Сделано много. Сегодня мы один из ведущих агрохолдингов России. Юридически «холдинг» - непонятное слово. Холдинг, холдинг.… А что такое холдинг? Как это юридически обосновать - мы до сих пор не знаем.

А если правильно говорить юридическим языком, то это Группа Компаний АгроПромКомплектация.

Чем мы сейчас занимаемся? Наша основная задача – производство мяса и производство молока. Мясомолочный холдинг.

DN: У вас одна большая ферма?

Давайте, маленько по-другому, чтобы было ясно. В начале 2000-х годов мы стали понимать, как все-таки войти в сельское хозяйство и что такое сельскохозяйственный бизнес, как в нем работать рентабельно.

Почему мы в России занялись непосредственно сельскохозяйственным производством? В 92 году при развале СССР на разные государства (Казахстан также вышел из союза) пришло понимание, что надо уезжать – и на исконно русские земли предков, которые еще во время Столыпинской реформы переехали. Это пять поколений назад. Омская губерния, Акмоленский уезд. Предки тоже занимались сельским хозяйством на окраине Руси…

Пришло время возвращаться. Когда косяк команды уехал из Казахстана, те, кто с нами работал.… Ну, «просить» будет неправильно употребить… скорее они умоляли забрать их с собой. Пришлось переселять людей из Казахстана.

Всего мы переселили около 450 человек на Тверскую землю, расселили их. Реконструировали почты… В то время в Твери детсады, школы, почты почти все были закрыты. Ничего не работало.

DN: Во время этих переселений холдинга еще совсем не было?

Нет. Я рассказываю, что на тот момент представляла собой деревня, куда мы переселяли людей. Это было полностью разваленное хозяйство, на 100% не работающее. Все, что там осталось: 400 голодных и больных коров. Около 2 млн. долларов по тому курсу было долгов. Тем не менее, это то, что нам предложили местные власти. Нам было не до выбора. Мы забрали это акционерное общество, выкупили его, реструктуризировали долги и начали приводить его в порядок.

Это был далекий 98 год. Люди с энтузиазмом принялись за работу. Местные подтянулись.

DN: Я Вас правильно понимаю? До того, как вы переехали на, как Вы их назвали, «исконно русские земли», вы не занимались сельским хозяйством вообще?

Мы не занимались сельским хозяйством, было вообще другое направление бизнеса. У нас были наработанные сбережения, уже была основана база комплектации в Конаковском районе и Зеленограде. Мы построили здесь ряд торговых комплексов. Тем не менее, нужно было переселять людей. И мы на Тверской земле в Конаковском районе начали расселять тех, кто приехал из Казахстана.

Я уже рассказал, что собой представляло в то время хозяйство. Я поставил тому, кто возглавил тогда Агрофирму «Димитрова гора», задачу погасить долги и не наращивать их, работать хотя бы в ноль, чтобы как-то обустроить людей, дать им работу.

В то время мне стало интересно, почему весь мир работает, а у нас в России ничего не получается с сельским хозяйством. Мне пришлось объездить почти весь мир в конце 90-х начале 2000-х. Я побывал в Европе во всех странах, посмотрел, как работает Америка, Канада, Австралия. Я понял, что, если иметь такую же государственную поддержку, как у наших зарубежных коллег, то сельским хозяйством можно заниматься при следовании определенным правилам и при создании определенной инфраструктуры.

Что такое инфраструктура? В моем понимании – это группа компаний с полным замкнутым циклом. Или, как сейчас модно говорить, - создание высоко интегрированного агрохолдинга: от производства сырья, его переработки до доставки продукта потребителю. Если у нас это получится, то можно работать в любых условиях. Еще раз говорю: при определенной поддержке государства.

В 2004 году наше правительство, наверное, поняло, что нужно ставить вопрос о продовольственной безопасности. Родилась программа поддержки сельского хозяйства: в свиноводстве, в молочном животноводстве – ну практически во всех отраслях сельского хозяйства…

У нас появился шанс воспроизвести ту идею, сделать ее реальностью. Мы начали с молочного животноводства, поставили молочный комплекс. При том я хочу сказать, что у нас на сегодняшний день самый современный и самый лучший комплекс… один из лучших – чтобы быть поскромнее – в России… Это так.

Мы поставили цель и к ней идем в развитии мясного свиноводства. Что сегодня уже сделано? Сейчас мы производим 35 тыс. тонн свинины в год, мы входим в топ-10 производителей свинины в России. К концу этого года мы увеличим этот объем практически на 70% - на 23 тыс. тонн. К концу следующего года мы увеличим и доведем этот показатель до 80 тыс. тонн производства свинины в год. Это в пределах миллиона поголовья – 8 стотысячников. Мы развиваем этот бизнес в Курской и Тверской областях. Мы пошли дальше в развитии свиноводства. Мы создали племенное ядро на 1,5 тысячи поголовья, которые обеспечивает сегодня племенным поголовьем наши свинокомплексы. Также мы продаем генетику на сторону.

Молочное животноводство… Мы создали современную товарную ферму. Или назовем лучше ее комплексом, потому что это ряд ферм. Я всегда говорю, что сельское хозяйство – один из самых сложных видов бизнеса по извлечению прибыли. А молочное животноводство – один из самых сложных видов бизнеса в сельском хозяйстве. Мы создали высокопродуктивное племенное молочное стадо. У нас сегодня около 2800 голов дойного стада, а всего в районе 5000 поголовья с учетом шлейфа.

Мы создали всю инфраструктуру, для того, чтобы заниматься свиноводством и молочным животноводством. Это около 40 тыс. га земли: около 30 тыс. га в Курской области и около 10 тыс. га в Тверской области. Все оснащено современной энерготехникой для производства высококачественных кормов. Производство комбикормов. Мы сегодня производим для Тверского свиноводства и молочного животноводства около 160 тонн в сутки. Современный завод, который построили австрийцы. Буквально в июне-месяце, 20 числа мы запускаем очень современный по всем мировым критериям комбикормовый завод, который будет давать 600 тонн комбикорма в сутки. Это для свиноводства, птицеводства, КРС. Мы поставили элеватор, зерновой банк, выстроили всю логистику. Мы сегодня создаем переработку той продукции, которую производим.

Если говорить о молочном бизнесе, то это современный молочный завод, с современным импортным оборудованием. Это шведское, немецкое и итальянское оборудование. Все то молоко, которое мы сегодня производим (а это 55-56 тонн в сутки), мы перерабатываем на своем молочном заводе и доводим его через свои торговые дома до потребителя.

У нас есть современная бойня, где мы забиваем сегодня 500 голов в сутки свиней. Буквально 1 июля мы запускаем на полмиллиона забой голов и завод для переработки в Тверской области. Мы заканчиваем строительство современного мясокомбината на 70 тонн производства колбасы и деликатесов в сутки. Хотя мы сегодня на своем старом мясокомбинате, которому всего-навсего 15 лет, производим по 30 тонн в сутки колбас и деликатесов. В Курской области уже начали вести подготовку, а в следующем году начнем строительство современной бойни с полной углубленной переработкой на миллион голов в год.

В холдинге сегодня работает около 3000 человек. Мы уже подходим к выполнению той задачи, о которой я говорил. Я думаю, к 14-ому году мы все структурно завершим. Все идет в плановых параметрах, которые мы наметили.

DN: В целом про холдинг все понятно. Расскажите теперь о молочном направлении бизнеса. С самого начала, с фермы. Молочный комплекс у вас один, но сколько ферм в него входит?

Если говорить о фермах, как раньше велся этот бизнес, то можно говорить и о десяти фермах. Но если учитывать современную методику ведения молочного бизнеса, где мы зажаты в рамки доходности, рентабельности, где каждая копейка на счету…Это очень сложное направление бизнеса для того, чтобы его вывести хотя бы в ноль.

Мы создали интересную логистику и назвали предприятие молочно-товарным комплексом. Мы построили его по такому принципу. Это большая молочная ферма, где находится только молочное стадо в количестве 2000 голов. И там же находятся телята, которых это стадо получает. До двух месяцев. Живут они в домиках. Ферма оборудована и оснащена американским, шведским и немецким оборудованием и полностью автоматизирована. Если говорить о доильном зале – то это американский индустриальный зал, который монтировала фирма De Laval – я считаю, одна из лучших в мире фирм, которая не только поставляет оборудование но и на современном европейском уровне осуществляет сервис этого оборудования. У нас автоматические поение и вентиляция, навозоудаление. Задача стояла создать такой комплекс, который по максимуму уйдет от человеческого фактора и по минимуму будет задействовать человеческий труд. Нам, я считаю, это удалось. Если говорить о той же вентиляции, которая работает в автоматическом режиме: от крыши, окон, дверей… Датчики показывают несоответствие содержания кислорода и азота. Все автоматически регулируется. То же самое говорим о поении, навозоудалении… Чисто все электроника и автоматика.

Дальше молодняк уходит на специальный комплекс. Мы обозвали такие комплексы цехами. Своеобразный цеховой принцип: есть генеральный директор молочного комплекса. Молодняк уходит на специальную площадку, где он содержится от 2ух до 15 месяцев, пока телки не превратятся в нетелей. Если телка стельная, она переходит на следующую площадку, где находится ферма, где нетели готовятся стать коровами. За 20 дней до отела они переходят на большую молочную ферму, где уже телятся. Еще есть ферма для сухостойного содержания коров. После того, как они отдоятся и уходят в запуск, они отводятся на специальную ферму, где проводят несколько месяцев реабилитации перед вступлением в следующую фазу лактации.

DN: Покупаете ли вы генетику?

Весь скот закуплен в Голландии и Канаде. Мы сегодня работаем с серьезными генетическими компаниями, где покупаем все семя. Скот содержится беспривязно.

Это вкратце. Все это называется молочным направлением бизнеса – молочным комплексом.

Никто из них не видит травку. Они, как родились, так и находятся на сегодняшний день в промышленном производстве. Потому что как только выпускаешь на пастбище – сразу теряется продуктивность. Если говорить о продуктивности молочного стада, то у нас 8000 литров – надой на фуражную корову в 2011 году. Мы стабильно держим надои, у нас стабильное качество молока. В общем-то, этот бизнес уже отшлифован. Мы не хотим дальше развивать это направление.

DN: Погодите, Сергей Анатольевич. К этому еще вернемся. Расскажите подробнее про доильный зал.

Это европараллель.

DN: А на сколько мест?

48. Да, идет круглосуточное доение. Зал отрабатывает амортизацию.

Я уже говорил, что нам пришлось объездить практически весь мир. Мы изучили опыт наших передовых хозяйств. И мы поняли, что при той инфраструктуре, которая помогает жить молочному бизнесу, да и свиному направлению бизнеса, мы должны идти по американскому методу создания крупных товарных комплексов, создания всей инфраструктуры, создания такого поголовья, которое смогло бы окупать всю эту инфраструктуру. Если говорить о Европе, то там мелкофактурное товарное производство… Там если ферма на 100 голов, то она считается уже средней по размеру. Европейцы - они разбалованные. Он если занимается сегодня молоком и молодняком, телятами, то ему достаточно только позвонить по телефону – тут же приедет ветврач, сделает прививку. Подойдет срок – к нему приедет техника и скосит сто гектар его поля, даст те корма, которые нужны. Если нужен комбикорм, то ему привезут вовремя. И этот комбикорм будет достаточно качественным, чтобы он кормил им свой скот. Такие же вопросы в консультации по кормлению с зоотехниками. Там очень качественно выстроена вся побочная инфраструктура.

Если говорить у нас… То, конечно, мы подошли в 90-х годах к полностью разваленному сельскому хозяйству. Всю эту инфраструктуру нужно было создавать с нуля. Как говорят: спасение утопающего – дело рук самого утопающего. Если мы хотим качественного зоотехника, то его надо иметь в хозяйстве. Если сегодня хотим иметь хорошие корма, то надо покупать технику и создавать культурные пастбища для того, чтобы брать эти корма. Надо формировать круг профессиональных специалистов внутри своей группы компаний. Сегодня – ГЛОБАЛЬНЫЙ дефицит кадров на селе. Днем с огнем не сыщешь нормального зоотехника. Приходится их брать с университета, воспитывать. Притом, сегодня у нас высшая школа не умеет готовить специалистов. Они готовят такой материал, который приходится заново учить. Тимирязевка готовила растениеводов и зоотехников по старой методике: надой на 4,5 тыс. литров на фуражную корову. В свое время в СССР за надой 4,5 литра на фуражную корову давали героя соцтруда. Вот они так и готовят сейчас!

А если мы сегодня говорим о 8 тыс. литров, о высокопродуктивном стаде, о молочном бизнес-процессе… Сегодня, конечно, у нас нет понимания серьезного в науке.

DN: У нас есть долгоиграющий проект, цель которого собрать разные точки зрения на проблему дефицита кадров в молочной отрасли.

Вы знаете, у меня в свое время был опыт… Я хорошо знал ректоров и деканов Тимирязевки, Скрябина, Агроинженерного университета… Агроинженерка ко мне вообще приезжает со студентами на экскурсии. И иностранных студентов они обучают там.

Я в свое время пытался с 4-го курса вести студентов, брать себе на практику. Была такая проблема. Те студенты, которые поступили в московские университеты или сельхоз академии – все, их уже не заставишь работать в сельском хозяйстве… Вы улыбнулись – согласны с ними?

DN: Нет, но я их понимаю. Они стали «москвичами».

Да, «мы теперь москвичи». Максимум, для чего они теперь пригодны – год практики на моем предприятии, потому что там все современное, и им было интересно. Чего-то нахватались, а потом разбежались в иностранные компании торговать препаратами, биодобавками… Куда они только не шли! – но только не на ферму, не в село, не в сельское хозяйство. Я потерял на этом два года и понял, что нужно уходить куда-то в глубинку. Мы начали работать с Челябинским, Оренбургским,Омским сельхозуниверситетами. Начали подбирать молодежь, которая пришла с села, которая на селе до этого имела что-то в подворье, занималась сельским хозяйством или где-то там в совхозе. Мы искали ребят, которые стремятся учиться. У нас стало что-то получаться и получается до сегодняшнего дня.

Конечно, подготовка сегодня студентов – даже не на троечку. Мы говорим – нуль.

DN: Вы везете новые кадры из глубинки России и удивляете новичков современными технологиями. Есть ли у Вас еще «якори», чтобы не дать молодому специалисту смыться за границу?

За границу сейчас сложно смыться. Потому что там тоже не мед. Если говорить о сельском хозяйстве – там нас никто не ждет. Туда едут те, кто имеет достаточный капитал. Дальше просто прозябать или «отдыхать». Или очень высококвалифицированные кадры.

По большому счету их никто не ждет.

На самом деле кадровая проблема сейчас очень серьезная и существенная. Мы используем два способа. Первое: где их брать? – Я говорил, это студенты. Второе: у нас работает очень серьезный департамент кадров, плюс на нас работают два кадрового агентства, где мы сегодня привлекаем людей из разных идентичных отраслей. Много у меня работает людей из той же команды Прода. На Омском беконе много омичей работает, причем – молодежь. Прода допустила ошибку. Может быть из-за того, что сельское хозяйство – не их профильное направление. Они перестали уделять внимание социалке.

А что сегодня нужно молодому специалисту после университета, например? Первое: социальные условия – жилье. Мы сегодня очень много строим жилья, как в Курской, так и в Тверской областях. Мы в этом году будем сдавать около 30 квартир, благоустроенных, коттеджного уровня с приусадебными участками. При предоставляем жилье и по государственной программе, и сами строим. Мы покупаем жилье специалистам, отдаем им в рассрочку. Точнее по контракту: они отрабатывают у нас 7 лет в холдинге, если все нормально и нет никаких замечаний к их деятельности, то за 10% стоимости это жилье переходит к ним в собственность.

Это хороший бонус к работе?

DN: Да.

Кроме того, что каждый из них имеет нормальную зарплату. Каждый работает на производстве европейского уровня. Сегодня дети ходят в хорошие сады, хорошие школы. Мы следим, чтобы в Дмитрове, например, были преподаватели по английскому языку, математике. Мы привлекаем учителей, доплачиваем им. Мы смотрим, чтобы детсады были оборудованы игровыми площадками, школы – компьютерными классами современного уровня. Мы построили в Дмитрове горе один из лучших Дворцов культуры в области. По-другому его не назовешь. Автоматика, оборудование, сцены. У нас свыше ста детишек ходят во всевозможные кружки: пения, хореография, вязание… каких там только кружкой нет! Занимаются специалисты детьми.

Мы вместе с Минсельхозом, федеральной поддержкой решили вопрос. Я рассказывал, что раньше Дмитрова гора было разваленным хозяйством. Люди ходили в сапогах, а в первом классе учились 7 человек. И сегодня! Первый класс – 33 человека. Сегодня дети катаются на роликовых коньках по асфальту. Сегодня мамы ходят с колясками.

DN: То есть градообразующее предприятие?

Мы градообразующее предприятие не только в муниципальном округе, но и в районе. 1700 человек работает на наших предприятиях. В хозяйствах, свинокомплексах, переработке. Это в районе самое крупное градообразующее предприятие, больше чем когда-то была ГРС на территории города Канаково.

Мы газифицировали все улицы. Ну, мы занимаемся серьезно социальным развитием.

Естественно, при таких вложениях и решении социальных вопросов люди идут. Люди держатся. У нас сегодня достаточно большой процент людей, которые отработали в холдинге больше пяти лет. Но есть такие, кто и 20 лет и 22 года со мной работают. Мне дают такую статистику, что у нас сегодня нет текучки людей.

К нам сложно попасть в ряд предприятий. Раньше были проблемы с механизаторами, то мы их решили.

DN: Конкурс на поступление на работу?

Не везде. Но мы не видим сегодня такого дефицита с кадрами. Мы решаем проблему достаточно эффективно. Где-то я чернилами испачкался…

DN: Да, я как раз Вам хотела сказать об этом.

Ладно, это не та проблема. Настоящая проблема – как сделать молоко рентабельным.

DN: Давайте опять вернемся к вашему молочному комплексу. Молокоперерабатывающий завод был в изначальном проекте или стал необходимостью по мере развития?

Если говорить о сегодняшнем времени, то в принципе, молочная переработка не нужна. Она много времени отнимает. Даже не столько молочная переработка, как реализация и сбыт продукции.

DN: Честно говоря, я удивлена вашими словами.

Не так сложно производить молоко, как сбыть молочные продукты. Причем, надо сбыть не так, как сегодня демпингуют сети – даром отдать. Свой продукт надо ценить. Я говорю, что у нас одна из лучших ферм в России, у меня лучшее молоко в России. Почему? Многие сегодня производят, многие бренды присутствуют на рынке. Я всех знаю, меня все знают. Чтобы одна ферма – сразу через дорогу молзавод – и витрина в Москве. Такого комплекса ни у кого нет! Хотя, есть, наверное, но их можно пересчитать по пальцам одной руки.

А что такое молоко с одного комплекса? – Это белок 3,4%, это жирность за 4-4,2%, это соматика 250 000. Это высший сорт по европейским меркам. И сегодня мне за это молоко Danone и Вимм-Билль-Данн дают 18 рублей/литр. Я не продаю, раз у меня есть своя переработка. Но смысла вкладывать столько труда, энергии, сил на реализацию продукции нет. Существует какой-то дефицит хорошего качественного молока на рынке, который идет и на йогурты, и на сыры.

Почему появился молочный завод? Ну, было на самом деле время. Я уже запутался в годах, но, наверное, это были 2002-2004 года. Мы купили первые 200 голов из Голландии, и у нас пошло шикарное молоко. Я приехал на Канаковский молочный завод и говорю: «У меня шикарное молоко. Готов продавать. По чем вы возьмете?». Она говорит: «4 рубля» «Мне легче выпоить им телят, чем отдать вам по 4 рубля», - «Не хочешь - не бери. Выпаивай телят». Меня настолько это все разозлило!

Мы долго думали, что же делать. Экономические расчеты показали, что переработку нужно делать, причем срочно. Мы за год возвели молочный завод. Поставили шведское оборудование Alfa Laval. Запустили линию по приемке, пастеризации и розливу молока. Начали его реализовывать, отправлять его в розницу потребителю.

DN: Через какие сети реализовывали?

Это были первые шаги. Сначала мы упаковывали в пленку, Tetra Pack, - поток низкомаржинальной продукции. К 2006 году появилось внутреннее недовольство: почему мы свое шикарнейшее молоко, по всем показателям одно из лучших в России должны продавать по цене продуктов, которые «бадяжат». Сегодня на рынке много молока продается по стоимости того, что разбавляется сухим продуктом, пальмовым маслом. Особенно такие продукты, как сметана, мороженое, кефиры, творог…

DN: Йогурты?

… йогурты. У нас сегодня, что в мясной переработке, что в молочной – нигде не используют какие-либо добавки. Натуральность должна быть натуральной. При ограничении объема (а это 60 тонн), и притом, что потребитель нас уже знает и уважает, у нас нет теперь проблем со сбытом. У нас около 120 своих собственных розничных точек. Мы углубились в проект и начали создавать проект «Фермерская лавка». У нас на Таганской площади в Москве открыли первую такую лавку. Это большие Каменщики, 2. Мы сказали, что качественное должно быть дорого. Мы не должны равняться со всеми на рынке.

Мы по максимуму сейчас уходим от полиэтилена. Мы начинаем пристраивать цех по дополнительному производству творога. В нем мы уже не можем удовлетворить спрос тех же Ашанов, Азбуки Вкуса. Сегодня все производство Азбуки Вкуса работает на нашей продукции сметаны и творога. В свое время мы с ними поругались и сказали, что не будем отдавать дешево свой продукт. Сначала они отошли, но производственники заявили, что у них сырники не получаются из другого творога.

Мы сегодня шлифуем линейку и переходим к продажам более маржинальных видов продуктов: ряженка, группа творогов, кефиры, йогурты. Пытаемся отказаться от полиэтилена.

DN: А кто вам поставляет упаковку?

Malapak, Lambunis, пленка – MTL, СПб, стаканчики – Polyx, Present упаковка – платинки.

DN: Как тверской бренд «Искренне Ваш» умудрился пробиться на столичные полки?

Молочный бизнес – он как трудный ребенок. Когда проблемы с трудным ребенком – всегда больше внимания оказываешь. Так и у нас получается с молоком. Много внимания и времени уделяем, хотя касательно финансовых результатов - пытаемся вывести на нуль с учетом даже переработки. Постоянно боремся. Это своеобразный социальный проект в нашем холдинге.

Но раз уж взялись за этот проект, появилась гордость. Почему мы свою качественную продукцию должны продавать так же, как все, кто разбавляет и «бадяжит». Мы обратились к ряду ведущих компаний, которые занимаются маркетингом брендов. Тендер выиграла компания Malboro. Они вместе с нами занимались практически год, придумывали, как преподнести свою продукцию. Я думаю, что то, что мы сделали – достаточно прилично и профессионально.

Пришлось создавать команду, которая работает в сбыте продукции. Это и торговые дома. Тверской торговый дом, Московский торговый дом. Все со своими логистическими пунктами. Ярославль, Владимир, Рязань, Питер – везде представлен весь ассортимент нашей продукции. Мы создали департамент маркетинга, где трудится около десятка специалистов.

Шаг за шагом мы поворачиваем потребителя и доказываем, что мы натуральные, что мы качественные, что мы на сегодняшний день – одни из немногих на рынке, которые честно выполняют свою работу. Потребитель отвечает взаимностью.

DN: Департамент маркетинга работает на оба направления вашего бизнеса?

Там работают свыше 10 человек, как я сказал. Каждый занимается своим направлением. Кто-то занимается, например, фермерской лавкой.

Фермерская лавка – это интересная концепция. Там есть молочная витрина – около 20-30 наименований. Притом мы продаем там молоко на розлив и развесной творог. Есть колбасная витрина – около 250 наименований. Всевозможные деликатесы. Есть мясная витрина. Сегодня забивается животное, разделывается, например полутуша. Мы представляем ее на витрине не только по частям: вырезка, карбонат, окорок, - но также и субпродукты. Животное вчера было забито, ночью дошло до кондиции – утром уже на полке. Сегодня не надо для этого идти на рынок.

Мы также собираемся запустить свою пекарню. В фермерской лавке уже сейчас есть отделение, где мы делаем свою выпечку. Получилась такая оригинальная фермерская лавка из своего продукта. И мы гарантируем качество этого продукта. Для того чтобы вести эти три направления – мясное, колбасное и молочное, – существует на каждом направлении свой руководитель в департаменте маркетинга.

DN: Кстати о качестве. У вас есть ферма и один завод. Они взаимозависимы и взаимосвязаны. Между ними нет независимого посредника, который бы проверял молоко. Как вы гарантируете качество молока и продукции?

Когда мы устанавливали своей целью стать лучшими на рынке, мы предусмотрели это в доильном зале. Нам было бы интереснее беседовать на ферме. У меня, кстати, там есть такой же кабинет. Я сижу там в кабинете, у меня громадная стеклянная витрина, я вижу доильный зал. Я там по субботам и воскресеньям нахожусь и наблюдаю, как идет дойка, как идет работа в родильном отделении. У меня бывали министры сельского хозяйства, руководители Минсельхоза, разных направлений государства.

Даже был интересный случай. Я был в санатории на профилактике. Я, не понимая языка, просто щелкал пультом, листал телепрограммы. Их там было около двухсот. Наткнулся на одну программу – вижу, что что-то знакомое, а не пойму что. Выяснилось, что я смотрю на нашу ферму. Записал эту программу, отправил в Россию. Мне тут же в Интернете находят ее. Оказывается, у французов есть программа, которая показывает, как живут коровы в разных странах. И они на велосипедах ездят по миру и снимают. Приехали они на нашу ферму. У меня молочным комплексом управляет американец голландского происхождения. Я его переманил из Америки. Он там возглавлял восьмитысячный комплекс. Он проявил инициативу и дал французам интервью.

Начинается все с Красной площади. Они подходят к постовому, тот показывает палочкой направление, и они приезжают в Канаково на велосипедах. Показывают весь наш комплекс. Минут на 15 передача. Правда, в конце передачи показали негатив: к сожалению, таких ферм, вызывающих уважение, - единицы. Остальные фермы вот такие – и показали разрушенную ферму в другом регионе. То есть в основном коровы живут плохо. Теперь к вопросу. Когда мы начинали строить ферму и поняли, что есть такие проблемы с антибиотиками, маститом, со всеми делами – мы построили еще один доильный зал на 12 мест, где сегодня доятся коровы, которых мы (если) лечили антибиотиками. Они у нас отбиваются в отдельную группу, такое молоко или утилизируется, или после тепловой обработки идет телятам.

Сегодня ферма настроена так. Если ветврачу нужно обработать какую-то корову, то он идет в операторскую, забивает в программу номера коров, которые ему нужны. И после дойки программа автоматически заводит коров в определенный угол, где с ними работают. Раньше нужно было скотнику найти, посмотреть из 2500 коров найти нужный номер, отбить ее в сторону. Громаднейший стресс у стада. Сегодня все тихо и спокойно делает автоматическое оборудование.

DN: А были ли случаи, что молоко с антибиотиками попадало в танк?

За последние пять лет – нет. У нас существует департамент качества. У нас очень серьезно работают врачи. Не только в молоке, но и на молочном заводе. У нас государственная группа из четырех врачей работает на бойне, и каждая голова очень жестко проверяется и клеймится.

У нас очень серьезные лаборатории не только входа всех ингредиентов, где проверяются все корма на токсичность и качество, но и выхода с комбикормового завода всех кормов. Соответственно, кругом очень жесткий контроль этого направления. Как на переработке и молочных и свиноводческих комплексах, так и на выходе продукции.

DN: Если все так отлично организовано, почему вы прекращаете инвестировать в свое молочное направление?

Мы много говорили на всевозможных мероприятиях и всероссийских совещаниях. Я являюсь членом совета директоров Национального Союза производителей молока.

DN: Да, СОЮЗМОЛОКО.

Да. Я состою в Совете директоров союза свиноводов России, руководитель которого Ковалев. И я являюсь членом Общественного Совета Минсельхоза России.

Как на уровне союзов, так и в качестве руководителя агрохолдинга я писал записки министру, мы обсуждали все вопросы на собраниях союзов. Если мы уже начали создавать программу продовольственной безопасности России, то нужно ее делать профессионально, качественно и в полном объеме. Нельзя никак решать все половинчатыми методами. Сегодня, например, в птицеводстве, свиноводстве поддержка государства на достаточном уровне. И даже при вступлении в ВТО мы будем выдерживать конкуренцию. Достаточно мы себя прилично чувствуем с учетом существующих мер поддержки.

Скрынник задавала вопрос, «в чем же дело, почему мы сегодня топчемся на месте?». Мы инвестиции вложили, а движения нет. Те цифры, которые у нас сегодня есть – это липа. Нет роста молока. Я знаю, как в субъектах федерации собираются данные по надоям. Пытаются за счет населения поднять цифры. А нет этих коров у населения, нет! Нет прироста поголовья у населения! Я считаю меры 2003-2004 годов - государственные дотации и субсидии - половинчатые меры.

На последнем совещании СОЮЗМОЛОКО от меня выступал Дородных, я ему дал все цифры. Сам, к сожалению, был в командировке. При себестоимости литра молока в пределах 18 рублей и притом, что сегодня по 18 рублей у меня хотят покупать перерабатывающие заводы, - сложно говорить о какой-то доходности этого бизнеса.

Нормальный инвестор не будет вкладывать в это направление деньги. Заниматься благотворительностью? Есть и другие случаи помочь бабушкам и дедушкам. Это не правильно.

Если в свиноводство я вкладываю – и вижу результат. То в молочном животноводстве с четом переработки мы получаем нуль.

DN: Я не до конца поняла, что означает, что Вы «прекращаете инвестиции в молочное направление». А новый племенной скот? Новое оборудование?

Вы неправильно меня поняли. Мы создали такое направление бизнеса, которое считается крупным по меркам России и мира. 5000 поголовья, группа от 2500 до 3000 дойного стада. Это компактное направление бизнеса, которое мы евростандартизировали и довели соотношение продуктивности стада с его здоровьем до золотой середины. Мы в свое время пытались разогнать до 10-12 тыс. литров на корову в год, а потом поняли, что чересчур не надо гнаться за американцами. У них очень дешевое молодняк и нетель сегодня. У них молоком занимаются одни, телятами – другие, нетелями – третьи. Если у них телка стоит $800-1000, то у нас €1500-1800. А если брать с Канады, то там по $2700. Это дорого стоит для бизнеса.

Мы нашли золотую середину в соотношении здоровья и продуктивности стада и считаем, что 8000-8500 на корову – это как раз тот уровень, при котором можно жить за счет собственного воспроизводства молодняка и добиваться приличной продуктивности животных.

То, что мы на сегодня уже сделали и довели до европейского уровня, мы будем и дальше поддерживать. У нас заложена амортизация и текущий ремонт. Совсем не значит, что мы закончим. Это направление имеет право жить и будет жить. Я говорю о том, что дополнительно нет смысла заниматься. Можно при тех полях, пастбищах, кормовых угодьях, конечно, в Курской области поставить еще несколько таких комплексов. Но для этого мы, инвесторы, должны быть заинтересованы. Мы должны видеть, что если я вкладываю рубль, то хотя бы рубль пятнадцать потом получу обратно, а не 80 копеек.

Я считаю, что у нас профессионально налажено это направление бизнеса. И я вижу, как работают другие и что они получают. Намного меньше. Если государство срочно не вклинится в это направление дополнительной поддержкой, мы можем ставить крест на развитии этого бизнеса.

Мое мнение сходится с мнением ряда ведущих производителей молока других хозяйств. Мы это мнение консолидировали и отправляли в правительство, обращались через газеты. Я знаю, у вас эти данные есть. Я считаю, что в обязательном порядке не менее 2-2,50 рублей на надоенный литр должна быть дотация.

DN: Просто на надоенный литр товарного молока?

Да, товарного молока. Должна быть поддержка племпоголовья, племзакупок. Потому что собственного поголовья у нас нигде нет.

Когда мы спорили со специалистами в Минсельхозе, мне часто говорили: «Ну, вот другие могут!». Я отвечал: «Вы посмотрите, как других поддерживает правительство. В тех же европейских странах, в Америке. Посмотрите, какой у них объем поддержки на все сельское хозяйство».

А если взять непосредственно молоко…. Мы говорим: вот у нас есть государственная программа. Сегодня европейцы и американцы без всякой государственной программы дают на 25 лет кредиты по 2% годовых. Это, во-первых. Во-вторых, если ты собрался строить, то без всякой госпрограммы тебе в обязательном порядке подведут все коммуникации до площадки. Уже эти две вещи намного эффективнее в качестве поддержки.

У нас что получается? Мы говорим о субсидиях на кредиты. Но у нас дают субсидии на кредиты по 8%, а реально ты берешь кредит под 14%, то есть это уже 6%. Правда, 103% дает государство от ставки рефинансирования Центробанка России. Но все равно это 5% а не 2% в Америке или Европе.

Мы сегодня говорим о том, что субъекты федерации должны поддерживать, но сегодня не все субъекты федерации дают дотации и поддерживают эти направления бизнеса. Сегодня никто, за редким исключением, тебе не построит коммуникации для комплекса. Они будут ссылаться на нехватку денежных средств у субъекта федерации.
Это основные факторы, которые сегодня тормозят отрасль.

DN: У нас был приготовлен вопрос, как Вы понимаете настоящее положение вещей в отрасли.

Я думаю, я доходчиво объяснил.

DN: Да.

Мы создали молочный комплекс. И теперь мне губернатор Курской области говорит: «Ну, Сергей Анатольевич, сделаем такой же у нас!». Я отвечаю: «Я готов! Но, понимаете, жизнь – она такая короткая! Вот с 2001 по 2012 год – 12 лет - так быстро все пролетело. Но охота работать не только для того, чтобы работать, но и для того, чтобы что-то зарабатывать». Чтобы достойно себя чувствовали и ты сам, и твоя команда. Хочется тратить дорогостоящее время на какие-то эффективные вещи.

Если смотреть сегодня развитие молочного бизнеса – это та программа, в которой должны участвовать три структуры. Это государство. Это кредитные учреждения, которые будут финансировать эти направления. И это собственник, инвестор, который тоже своим трудом, своей частью капитала вкладывается в бизнес. Если сегодня это доходно, то он будет вкладываться. Если не будет доходно, то это направление будет стагнироваться.

DN: Поддерживают ли Вас местные власти Тверской области?

До недавнего времени в Тверской области осуществлялась достаточно приличная поддержка.

DN: До недавнего – до какого?

До 2011 года. Поменялась власть, пришла новая команда, новый губернатор. Отменена часть субсидий и дотаций. В Тверской регион стало не выгодно инвестировать. Я сравниваю с Курской областью. Мы работаем в Тверском регионе и Курской области. Мы хотели во Ржее построить два свинокомплекса и остановили проект. Это существенные инвестиции, дополнительные рабочие места, участие строительной индустрии. Своеобразный толчок развития сельского хозяйства в области. Мы сегодня тормознулись потому, что сравнили проект создания свинокомплекса в Курской области и Тверской области. Различие осуществления проектов – 250 млн.

DN: Ничего себе!

За восемь лет. Существенные деньги, правда? А что это такое? Курская область сегодня подводит электричество, газ, дороги. Это все вместе 60 млн. на проект. Курская область дает полностью все дотации и субсидии, которые предусмотрены субъектами федерации. Тверская область обеспечивает только дорогами. Электричество – сам, газ – сам. Субсидий дает только половину на 10%. В год субсидии составляют около 20 млн. по свинокомпленксу, на 8 лет – это 160 млн. С учетом коммуникаций – вот она цифра в 250 млн.

Ну и куда вы, как бизнесмен будете вкладывать деньги? В Курскую или Тверскую область?

DN: Ну конечно, где получу все преимущества.

Там, где для тебя создали нормальный инвестиционный климат. Где на тебя смотрят.
А новая команда финансистов приходит в Тверскую область и говорит, что в сельское хозяйство не выгодно вкладывать деньги теперь… ну…. О каком развитии в данном регионе можно говорить сегодня?

DN: А какую поддержку регионального правительства Вы получили в 2012 году для Вашего молочного комплекса?

Пока до конца не понятно еще.

DN: Уже середина 2012 года, а у нас как всегда!

Пока не понятно. У нас как всегда. До апреля-месяца не получаем субсидий – выжидаешь. И сегодня постоянно идут дебаты: дадут или не дадут.

Если говорить о субсидиях, то по молочному животноводству федеральный бюджет дает 103% от ставки Центробанка. А все остальное – дадут, так дадут. Могут не дать.

Вот такой инвестиционный климат в Тверской области.
DN: Вы назвали молочное направление «социальным проектом» своего холдинга. Какая его составляющая оказалась самой убыточной?

Если разделить это направление на производство и переработку, то переработка может жить сегодня. С учетом того имиджа, который мы себе создали, - нас хорошо знают.

Мы могли бы сдавать Danone-Юнимилк и Вимм-Билль-Данн свое молоко по 18 рублей – по той же цене, по которой он уходит на наш молзавод. Молзавод имеет свою копейку: где-то 5-7% рентабельности. Не много, но – нормально. И не надо больше. У нас сегодня молочный бизнес в объеме всего холдинга – 10%.

Сегодня чистая производственная стоимость в пределах 13-14 рублей. Остальное – амортизация, проценты по выплату кредита. Это еще 4- 4,250 рублей. Вот мы доходим до себестоимости литра молока – 18-18,5 рублей.

При продажной стоимости нашего молока этой же цены – это на нуль. Если взять цену на молоко, в общем – это 13, 14, 15 рублей. Ни одно хозяйство не выдержит такого вала.

Поэтому нужно срочно вмешиваться. Вот пришел новый министр. Мы в рамках союза очень активно занимаемся, пытаемся пробить стену правительства. Медведев выступал, что назад хода нет, и мы будем вступать в ВТО. Но все-таки надо очень грамотно подойти к отраслям, чтобы не завалить их окончательно.

DN: ВТО – животрепещущая тема. Как Ваш холдинг готовился к вступлению? Насколько уже готовы?

Я уже сказал, что у основного направления бизнеса (а это свиноводство) очень достойные экономические показатели. Мы сегодня подходим к мировым аналогам. Мы мониторим, какая себестоимость свинины в Бразилии, Америке, Европе, какая продажная цена у них живка на бойню, какие выходы на бойне, какой выход от сырья полутуш. Мы понимаем, что будет обвал. И мы потеряем как минимум 10%, а то и 15% стоимости полутуш и живка. Но если правительство нас поддержит согласно рекомендациям, которые мы подготовили, по ряду пунктов в области свиноводства, то я думаю, у нас не будет больших проблем. Мы конкурентоспособные с лидерами мировой отрасли по свинине.

По молоку? Ну, будет еще хуже. Сейчас нужно жестко ограничивать пальмовое масло. Переработчики, конечно, воют, что нельзя этого делать, что пальмовое масло не вредит здоровью.

Я беру сливки, взбиваю их и получаю сливочное масло. Себестоимость сливочного масла сегодня 330 рублей. СЕБЕСТОИМОСТЬ . Естественно, в продаже оно будет 500 рублей. Когда на рынке завалено все маслом по 180 рублей/кг – о каком масле может идти речь? 80% - добавок!

DN: Вы имеете ввиду российское масло?

Мы говорим о нашем, российском. И все говорят: «Конечно, ты можешь себе позволить торговать масло и где-то там за счет свиноводства жить».
Этим и хороша стратегия агрохолдинга с двумя направлениями и замкнутым циклом. Мне иногда предлагают: «Давай, еще птицеводством займемся, мясным животноводством КРС». Я говорю: «Нельзя этого в сельском хозяйстве делать. Надо разделять направления, но не сильно разбегаться». Только в этих условиях – ВТО, не ВТО – ты всегда будешь на коне.

DN: То есть Вы уверены, что достаточно подготовились ко вступлению?

Это на 100%.

DN: Никаких других мер Вы больше принимать не планируете? Неужели не осталось «пунктика, который надо не забыть сделать»?

Мы доверили представлять наше мнение союзами. Они сегодня бьются. Мы создали список: если мы входим в ВТО, то нужно сделать то-то, то-то и то-то. Он пока не принят. Я на 90% знаю, что его утвердят. Деваться нам некуда. У нас сегодня достаточно опытный и президент, и премьер. Президент провел всесоюзное совещание в Брянске по мясному животноводству. Когда это было? Может, только при Хрущеве, когда он кукурузу выращивал. Тогда было наобум все, теперь подход профессиональный. Сегодня все видят и понимают, что надо поддержать.

DN: Кстати о профессионализме. Наш новый министр сельского хозяйства по образованию юрист. Как Вы думаете, насколько он хорошо войдет в свою новую роль?

Во-первых, мы отслеживаем политическую жизнь. У нас высокий уровень развития бизнеса, поэтому мы смотрим, как будет складываться ситуация уже даже не на год, а на 10 лет вперед. Мы видим, что осталась та же команда. Сегодня работает Путин. Мы понимаем, что хотя бы те программы, которые были намечены, они будут выполняться.

Да, назначили нового министра. Нужно где-то полгода времени, чтобы он вник в тонкости сельского хозяйства. Я говорю, что время это дорого очень стоит. Но я думаю, что он позитивный и работоспособный товарищ, который будет обставлять себя профессиональной командой, чтобы сделать все оперативно.

Надеюсь, что с его приходом будет какой-то очередной импульс в развитии созидательной работы Минсельхоза. По крайней мере, изучая то, что он сделал в Удмуртии… Это были серьезные шаги в развитии сельского хозяйства. Будем надеяться. И будем помогать, совместно работать в этом направлении.

DN: Очень распространены мнения, что опыт работы президентом республики Башкортостан, в глубинке России, означает, что Николай Федоров хорошо разбирается в сельском хозяйстве.

Только главное, чтобы он пробивал идеи профессионалов, союзов на правительственном уровне. Сложно иногда пробить министерство финансов, министерство экономики, выступать в правительстве и отстаивать идеи этого направления. Я думаю, он способен это делать.

DN: Сергей Анатольевич, расскажите о Ваших друзьях-конкурентах. Кто они?

Самое интересное, что у меня нет конкурентов. Может, они появятся – мы наблюдаем, как будет сдвигаться рынок при вхождении в ВТО.

Мы выстроили бизнес, вошли в сети. Все нас знают сегодня. Мы не видим проблем в конкуренции. Да, хотелось продавать дороже. Но рынок есть рынок. И мы сегодня действуем согласно рынку. Мы общаемся со своими коллегами, наблюдаем, кто и где развивается.

Конкурентов нет потому, что серьезно никто не хочет вкладываться в это бизнес. Вот, господин Хайруллин вложился. Я еще в 2003 году, когда был на Госсовете в Татарстане, ходил и думал: «Это ж надо, какая гигантомания в молочном бизнесе! Как же он будет управляться?». Уже тогда я надеялся, что государство все-таки усилит свою поддержку. В итоге ничего так и не получилось: я вижу только половинчатые меры. То же самое случилось в молочном бизнесе господина Хайруллина. Очень тяжелая ситуация! У него такая же ситуация с экономикой молока, как и у меня.

DN: Тем не менее Айрат Назипович продолжает инвестировать свой молочный бизнес.

А ему куда деваться? Ну, если у меня сегодня 5500 стада, то у него на сегодня 80000 поголовья.
DN: Скажите, откуда у Вас все эти чучела медведей, что стоят в прихожей?

Это совершенно другая тема! У меня их много. Я не хожу в отпуск просто так. Я разбиваю свой годовой отдых обычно на 4-5 частей, по 5-7 дней я выезжаю в тундру, на север, в тайгу. Общаюсь с природой, животным миром. И таким образом я восполняю ту часть, которую теряю на производстве.

DN: Вы смертельно для природы общаетесь с ней?

Как смертельно для природы? У меня два своих собственных охотхозяйства. В свое время, когда я брал оба, они были практически пустые. Не найдешь ни зайца, ни лисы. Сегодня мы закупили животных, занялись воспроизводством. Появился зверь. Естественно, когда ты занимаешься животным миром, ты должен и пополнять, и вести отбор. Есть расчеты, сколько можно взять медведя. Есть лицензии, сколько можно лося взять, кабана. Сколько пернатой дичи. Можно же просто взять и все отстрелять. А можно без нанесения ущерба животному миру заниматься такими вещами.

DN: Вы прямо на такого большущего медведя?

Да.

DN: Один? Или с командой?

Я хожу один в последнее время.

DN: Ужас. Я с опаской осматривала чучела. В два раза выше меня. Когти, лапы, оскаленная пасть. На той фотографии убитый волк?

Да, волк.